В начале Великой Отечественной войны Зощенко записался добровольцем и хотел уехать на фронт, но не получил разрешения медицинской комиссии. Тогда вместе с сыном он вступил в противопожарную дружину и по ночам дежурил на крышах Ленинграда. Тогда же писатель публиковался в газетах и журналах — сочинял агитки и антифашистские фельетоны. В сентябре 1941 года Зощенко отправили в эвакуацию в Алма-Ату — с собой ему разрешили взять только самое необходимое. Большую часть багажа писателя заняли черновики «Ключей счастья». В 1943 году он переехал в Москву, где работал на «Мосфильме» — писал сценарии к военным фильмам. В том же году писатель закончил «Ключи счастья» и поменял название повести на «Перед восходом солнца». Произведение по главам выходило в журнале «Октябрь» с августа 1943 года, однако вскоре было запрещено решением партии. Зощенко начали критиковать в прессе и обвинять в презрении к читателем и искажении советской действительности.

Из статьи «Об одной вредной повести для журнала «Большевик»: «Вся повесть «Перед восходом солнца» проникнута презрением автора к людям. Судя по повести, Зощенко не встретил в жизни ни одного порядочного человека. Весь мир кажется ему пошлым. Почти все, о ком пишет Зощенко, — это пьяницы, жулики и развратники. Это грязный плевок в лицо нашему читателю. Это хамски-пренебрежительное отношение к людям он пропагандирует в своей повести, клевеща на наш народ, извращая его быт, смакуя сцены, вызывающие глубокое омерзение»

В апреле 1946 года Зощенко в числе других писателей был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 годах.», однако отношение партийного руководства к нему было отрицательным. Особенно часто критиковал Зощенко член партбюро Андрей Жданов. Через три месяца после награждения, журнал «Звезда»  перепечатал рассказ для детей «Приключения обезьяны» (впервые опубликован в 1945 году в «Мурзилке»), оказалось, что «окопавшийся в тылу Зощенко ничем не помог советскому народу в борьбе против немецких захватчиков». Отныне «хорошо известно недостойное поведение его во время войны».

Далеее события развивались очень быстро.

9 августа в Кремле на заседании оргбюро ЦК ВКП(б), длившемся четыре часа, Сталин подверг уничижительной критике творчество целого ряда деятелей искусства. В частности, он заявил, что «советский народ не потерпит, чтобы отравляли сознание молодёжи» такие писатели, как Ахматова и «проповедник безыдейности» Зощенко.

10 августа в газете «Культура и жизнь» напечатаны статьи Николая Маслина «О литературном журнале “Звезда”», а также Всеволода Вишневского «Вредный рассказ Мих. Зощенко». В обеих публикациях говорилось, что, судя по рассказу Зощенко «Приключения обезьяны», помещённом в журнале «Звезда», «обезьяне жить в клетке лучше», чем среди советских людей.

14 августа 1946 года выходит Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором за «предоставление литературной трибуны писателю Зощенко» подверглись жесточайшей разгромной критике редакции обоих журналов — журнал «Ленинград» вообще был закрыт навсегда.

15 августа 1946 года всех ленинградских писателей собирали, словно призывников по тревоге. Срочно, без предупреждения, не объясняя, зачем. В Комарово, где многие писатели отдыхали и работали на своих дачах, даже пригнали из города автобус.

Уже через несколько часов в огромном белоколонном зале Смольного собралась вся городская писательская организация, тут же и городской партийный актив. Едва расселись, на сцену молча, с такими лицами, какие надевают только на похороны, поднялся президиум — обкомовский синклит во главе с приехавшим из Москвы секретарём ЦК Ждановым. Тут уж все насторожились ещё больше. А когда Жданов вышел к трибуне и обнял её своими холёными пухлыми руками, ни у кого уже не оставалось сомнений: быть беде.

Жданов начал без предисловий, сразу ошеломив аудиторию известием о только что принятом постановлении, в котором сказано, что оба ленинградских литературных журнала «ведутся совершенно неудовлетворительно», поскольку изобилуют «безыдейными, идеологически вредными произведениями». Затем последовали конкретные примеры — с фамилиями и прокурорски зловещими обвинениями в «низкопоклонстве перед Западом», «клевете», «аполитичности», «пессимизме и упадничестве»…

Но главные виновники — Ахматова, «чьи стихи «выражают вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства», а также Зощенко, который своими рассказами стремится «дезориентировать нашу молодёжь и отравить её сознание».

По тем временам такие обвинения грозили арестом, и все вдруг вспомнили, что ни Зощенко, ни Ахматовой нет в зале, а, значит, их не позвали, и это могло означать для них обоих худшее. Тем более Жданов, не стесняясь в выражениях, тут же перешёл на личные оскорбления. Ахматову он обозвал «взбесившейся барынькой, мечущейся между будуаром и моленной», «не то монахиней, не то блудницей», Зощенко — «трусом», «пошляком», «пасквилянтом» и «подонком литературы».

Зал слушал, обмерев от ужаса. Почему очередной погром, которых страна не знала с конца тридцатых годов, начинается именно в Ленинграде, перенёсшем в годы войны самые тяжкие испытания? Почему главные фигуранты — Ахматова и Зощенко, чей писательский авторитет в литературных кругах особенно высок? И почему, наконец, такое негодование вызвал никем не замеченный детский рассказик Зощенко «Приключения обезьяны»?

27 августа Зощенко, по совету близких друзей, написал письмо Сталину. Но, вопреки принятым тогда канонам, не стал каяться в мифических грехах, а попытался отстоять свою честь. Концовка письма граничила с вызовом: «Я никогда не был литературным пройдохой или низким человеком… Это ошибка».

После постановления и доклада Жданова Зощенко был исключён из Союза писателей, лишён средств к существованию. Писателя не только перестали печатать — Зощенко был полностью вычеркнут: его имя не упоминалось в прессе, даже издатели переведённых им произведений не указывали имя переводчика. Почти все из знакомых литераторов прекратили с ним отношения.

По мнению Симонова «выбор прицела для удара по Ахматовой и Зощенко был связан не столько с ними самими, сколько с тем головокружительным, отчасти демонстративным триумфом, в обстановке которого протекали выступления Ахматовой в Москве, и с тем подчёркнуто авторитетным положением, которое занял Зощенко после возвращения в Ленинград».

Писатели терялись в догадках не случайно, всех сбивало с толку, что главным образом Зощенко инкриминировали вовсе не его сатиру, а какой-то крохотный рассказик. Неужто две-три странички для детишек могли породить такую бурю верховного гнева?.. Была же всё-таки какая-то причина?..

Причина, по всей видимости, и вправду была, достаточно вспомнить, что ещё до войны Черчилль назвал СССР «большевистским обезьянником» — а такие вещи Сталин никогда не забывал, — и потом сопоставить даты: 5 марта 1946 года ненавистный английский премьер произносит в Фултоне речь, положившую начало «холодной войне», и тут же, через месяц-другой, в «Звезде» появляется рассказ «Приключения обезьяны». Конечно, Сталин должен был понимать, что Зощенко про те давние черчиллевские слова и слыхом не слыхивал, но кремлёвский горец не умел прощать любые обиды, даже те, что нанесены ему по нелепому стечению обстоятельств и без всякого умысла

В 1946—1953 годах Зощенко вынужден был заниматься переводческой работой. После смерти Сталина был поднят вопрос о восстановлении Зощенко в Союзе писателей, выступали Симонов и Твардовский. Симонов был против формулировки «восстановление». По его мнению, восстановить — значит признать свою неправоту. Поэтому нужно принимать Зощенко заново, а не восстанавливать, зачисляя только те произведения, которые Зощенко написал после 1946 года, а всё, что было до — считать, как и прежде, литературным хламом, запрещённым партией. Симонов предложил принять Зощенко в Союз писателей как переводчика, а не как писателя.

В июне 1953 года Зощенко был заново принят в Союз писателей. Бойкот ненадолго прекратился.

В мае 1954 года Зощенко и Ахматову приглашают в Дом писателя, где проходила встреча с группой студентов из Англии. Английские студенты настаивали на том, чтобы им показали могилы Зощенко и Ахматовой, на что им ответили, что обоих писателей им предъявят живьём.

На встрече один из студентов задал вопрос: как Зощенко и Ахматова относятся к губительному для них постановлению 1946 года. Смысл ответа Зощенко сводился к тому, что с оскорблениями в свой адрес он не может согласиться, он русский офицер, имеющий боевые награды, в литературе работал с чистой совестью, его рассказы считать клеветой нельзя, сатира была направлена против дореволюционного мещанства, а не против советского народа. Англичане ему аплодировали. Ахматова на вопрос ответила холодно: «С постановлением партии я согласна». Её сын, Лев Николаевич Гумилёв, был в заключении.

После этой встречи в газетах появляются разгромные статьи, на Зощенко валятся упрёки: вместо того чтобы измениться, что и предписывала ему партия, он все ещё не согласен. Выступление Зощенко критикуют на писательских собраниях, начинается новый виток травли. На собрании, куда специально прибыло московское литературное начальство, через месяц после встречи с англичанами, Зощенко обвинили в том, что он осмелился публично заявлять о несогласии с постановлением ЦК. Симонов и Кочетов пытались уговорить Зощенко «покаяться». Причины его твёрдости не понимали. В этом усматривалось упрямство и высокомерие.

Стенограмма речи Зощенко на этом собрании:

Я могу сказать — моя литературная жизнь и судьба при такой ситуации закончены. У меня нет выхода. Сатирик должен быть морально чистым человеком, а я унижен, как последний сукин сын… У меня нет ничего в дальнейшем. Ничего. Я не собираюсь ничего просить. Не надо мне вашего снисхождения — ни вашего Друзина, ни вашей брани и криков. Я больше чем устал. Я приму любую иную судьбу, чем ту, которую имею. В английской прессе вскоре появились статьи о том, что поездка в СССР развеивает мифы о невозможности свободной и непринуждённой дискуссии в этой стране, нападки на Зощенко прекратились. Однако силы писателя были исчерпаны, всё чаще и продолжительнее становятся депрессии, у Зощенко нет более желания работать. По достижении пенсионного возраста, в середине августа 1955 года, писатель подаёт в Ленинградское отделение СП заявление о предоставлении пенсии. Однако лишь в июле 1958 года, незадолго до смерти, после долгих хлопот Зощенко получает извещение о назначении персональной пенсии республиканского значения (1200 рублей).

Последние годы жизни писатель провёл на даче в Сестрорецке.

Источники:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Зощенко,_Михаил_Михайлович

https://www.culture.ru/persons/9974/mikhail-zoshenko

http://zoschenko.lit-info.ru/zoschenko/bio/ruben-zoschenko/vhozhdenie-v-literaturu.htm

https://mozgokratia.ru/2017/07/mihail-zoshhenko-hronika-obyavlennoj-smerti/